30.11.2004, (Константин Крылов)
Удовольствия бунта Версия для печати

Политологи и журналисты, впечатлённые размахом народных волнений на Украине, уже практически легитимизировали словосочетание «украинская революция». Я тоже его использовал — отдавая себе, однако, отчёт в том, что это слово здесь применимо только в очень специальном смысле, как часть устоявшегося технического термина «бархатная революция», обозначающего, в свою очередь, явление, имеющее мало отношение к революциям в классическом смысле этого слова.

Но сначала о классике. Само слово «революция», в буквальном этимологическом смысле этого слова, означает переворот. То есть буквально: нечто меняет местами верх и низ. Что-то, находящееся внизу, оказывается наверху, и наоборот.

Понятное дело, когда мы говорим об обществе, то переворачиваться могут только социальные иерархии. Некто, находившийся сверху, падает вниз — а нижний занимает место повыше. Разумеется, важен масштаб. Например, если переворот затрагивает только правящую верхушку, то имеет место «дворцовая революция», она же «дворцовый переворот»: некий Икс садится на место Игрека, а Игрек отправляется в темницу или на плаху. Обратный пример — социальная революция, затрагивающая общество в целом, когда с насиженных мест сходят, подобно ледникам, целые социальные слои. Есть и средние варианты — когда, скажем, меняются соотношения сил и влияния между разными общественными группами, например национальными или региональными: ну, скажем, некий угнетённый народ A получает права, которых он был лишён, или жители местности Б добиваются широкой автономии. Всё это можно назвать революциями — да так и называется.

Стоит ещё отметить, что силы, заинтересованные в революции, не обязательно совпадают с теми силами, которые её реально делают. Довольно часто революционерам удаётся втянуть в революционное действо людей, которые на самом деле ничего не выигрывают от революции (а то и прямо проигрывают). Способ, каким это делается, в данном случае неважен. Тут в ход идёт всё — начиная от сладких обещаний и кончая прямым подкупом.

Всё это кажется банальным и самоочевидным. Однако же, из сказанного следует одна интересная вещь. Революцию можно считать состоявшейся, если в обществе и в самом деле что-то перевернулось, причём серьёзно. Например, угнетённые получили права — или, наоборот, какие-то хозяева жизни лишились привилегий. Причём надолго, если не навсегда. Тогда можно сказать, что революция состоялась. Я сознательно не говорю «удалась», потому что произошедшие изменения могут быть и не на пользу зачинщикам революции, а в выигрыше останется кто-то третий, или вообще никто. Важен сам факт серьёзной перетряски общественного устройства. В случае же сколь угодно массовых волнений, в результате которых ровно ничего не изменилось, ни о какой революции речь идти не может. Это просто беспорядки, и только. Хотя, разумеется, беспорядки тоже могут быть кому-то нужны и полезны — скажем, в целях обогащения или завоевания позиций. Но главное — беспорядки ничего не меняют в самом устройстве общества, в его структуре, в сложившейся системе отношений. «Всё как прежде».

В таком случае, как можно квалифицировать происходящее на Украине?

Если поспрашивать бунтующих оранжистов, за что они, собственно, борются, или хотя бы против чего, то вырисовывается любопытная картина. За слоем агиток («не хотим президента-хама», «мы против фальсификации выборов», «чтобы народ решал», «за свободу», «за Украину») и отмазок («это не ваше дело», «езжайте в Киев, сами увидите», «вам, москалям, не понять») скрывается пустота. То есть — отсутствие представлений о том, кому же, собственно, станет лучше от воцарения Ю., а не Я., и в чём конкретно выразится это «лучше».

Подробнее. Большинство сторонников Ющенко считает, что он лучше Януковича — образованнее, честнее, симпатичнее, без криминальных пятен в биографии и т.п. Некоторые верят, что Ющенко, став президентом, будет вести более грамотную и эффективную политику. Кое-кто полагает, что Ю. «приведёт Украину в Европу», что бы эти слова ни значили. Однако, практически никто не представляет себе, что же именно хорошего сделает Ющенко на президентском посту, чего не сделал бы тот же Янукович. Более того, складывается впечатление, что это их совершенно не интересует. Во всяком случае, больших и скорых выгод лично для себя никто не ждёт — кроме разве что блаженненьких пикейных жилетов, мечтающих про тысячеевровые зарплаты от ЕС.

С другой стороны, на вопрос, кому станет хуже от победы Ющенко, ответы получить куда проще.

Первое, что бросается в глаза: подавляющее большинство оранжистов настроены антироссийски (это касается и украинских русских), и при этом уверены, что победа Ющенко будет чрезвычайно неприятна Москве. От Ющенко, соотвественно, ждут более антимосковской и антироссийской политики. Собственно, «вхождение в Европу» и понимается исключительно в топике дистанцирования от России. Никакого другого смысла словосочетание «европейский курс Украины» не имеет.

Из России всё это выглядит смешно и непонятно. Российское влияние на Украину крайне незначительно, и сводится в основном к снабжению «незалежной державы» ресурсами и предоставлению ей рынка для сбыта товаров. При этом Россия не способна настоять даже на минимально дружественных жестах со стороны своей южной соседки — например, прекращении дискриминации русского языка. Россия ведёт себя по отношению к Украине как слабое, заискивающее государство. И тем не менее, тема «освобождения от москальского ига» отнюдь не снята с повестки дня. И в этом отношении выбор Ющенко, известного своей русофобией, чётко осознаётся как выбор антироссийский, совершаемый назло «клятой кацапне».

Однако, не нужно и преувеличивать значимость этого фактора. Просто из Москвы именно эта сторона дела более заметна.

Вторая надежда, связанная с Ющенко — «его же ненавидят все эти морды». Под «этими мордами» понимается нынешний правящий класс Украины, отчасти похожий на российский — то есть такой же эгоистичный, циничный, закрытый, ригидный, отсталый (во всех смыслах этого слова). При этом нельзя сказать, что от Ющенко всерьёз ожидают каких-либо реальных действий, открыто направленных против этого класса. Большинство оранжистов отдаёт себе отчёт в том, что их любимец сам принадлежит к сильным мира сего, и никогда не пойдёт против их интересов. То, на что честные оранжисты реально надеются — так это на то, что Ющенко самым своим видом и поведением «современного политика западного типа» будет неприятен замшелым украинским бонзам. Во всяком случае, куда менее приятен, чем Янукович, который воистину «плоть от плоти» постсоветской номенклатуры. Одно лишь только это соображение — «им он будет глазки колоть» заставляет миллионы людей симпатизировать Ю.

Наконец, надо учитывать и такой момент. Само бунтование, сама возможность побузить — приятна. Тяжёлая и скучная жизнь на современной Украине до такой степени обрыдла, что бунт кажется праздником. Втройне сладким оттого, что это праздник непослушания.

Тут, впрочем, есть одна тонкость. Оранжевая революция для её рядовых участников является не только выражением протеста, но и попыткой заслужить похвалу.

Украинцы, неизбалованные хорошим мнением о себе, с восторгом впитывают восторженные слова политиков (прежде всего западных) о «мужественных людях, которые не позволят отнять у себя свободу». Эти слова — сладкая музыка для ушей простого украинца, который удостоился похвалы настоящих европейцев. «Весь мир смотрит на нас, весь мир сочувствует нам, весь мир аплодирует нам» — ради одного этого тысячи людей готовы сутками стоять на ледяном ветру.

Ещё важнее тот факт, что украинскую революцию показывают по телевизору.

Здесь надо иметь в виду следующее. Современный человек — и тем более человек постсоветский, то есть хронически обделённый вниманием, «всеми кинутый» и никому не интересный — крайне чувствителен к своей медийной репрезентации. Быть отображённым, попасть в телевизор или на газетную страницу — это переживается как счастье, как миг подлинного бытия. Если уж не «побывать на сцене» (это привилегия элиты), то хотя бы мелькнуть в кадре, заслужить взгляд ведущего, получить похвалу (пусть не себе лично, но хотя бы «нашим») — ради этого можно пойти на очень и очень многое, в том числе трудное, неприятное и даже унизительное. Достаточно посмотреть на участников многочисленных телешоу, готовых для развлечения зрителей публично признаваться в постыдных пороках, таскать тяжести или есть живых червей. Ради такого счастья можно и поучаствовать в бунте.

Это же обстоятельство, кстати, делает более понятным известный цинизм «померанцевой революции». Большинство её участником прекрасно понимают — благо, это обсуждается в прессе и на телевидении — что их бунт организован и финансируется Западом. Один вид аккуратно расставленных, одинаковых и весьма дорогих палаток в «палаточном городке» однозначно указывает на заказчика и источник финансирования. Но дело в том, что это только придаёт бунту привлекательности. Украинцам хочется сделать что-нибудь приятное Западу — в надежде, что «им там» это понравится и относиться к ним будут несколько лучше. Участие в заведомо направляемом и проплачиваемом мероприятии в этом отношении представляется идеальным способом заработать похвалу.(1)

Здесь мы подходим к самому интересному вопросу, а именно, к истинному смыслу украинской «незалежности». На самом деле украинцы, как и все прочие жители постсоветских государств, стремятся не к «независимости» (им совершенно не нужной), а к зависимости, но только не от России, а от Запада. Причём — к зависимости как можно большей, лучше всего тотальной — в том числе и потому, что собственным элитам они вполне справедливо не доверяют. Поэтому, при всех криках о «руке Москвы» (слабой и немощной), вполне реальное вмешательство в украинские дела Америки, Германии или даже Польши, на Украине только приветствуется.

Желание пребывать «под Америкой», быть «в Европе» или хотя бы стоять в одном строю «вместе с братьями-поляками» настолько же сильно, насколько сильны презрение и ненависть к России, которая представляется им главным препятствием на этом пути. Причём препятствием не внешним, а внутренним: большинство «национально-ориентированных» украинцев убеждено, что их «не берут в Европу» только потому, что их всё ещё принимают за русских или считают слишком похожими на русских.(2) Поэтому желание отмыться, очиститься от «московства»(3) является важнейшей составляющей современной украинской идентичности — в той мере, в которой она является украинской.(4)

Этот тонкий момент тоже учтён устроителями померанцевого шоу. Тема «мы, украинцы, теперь показали всему миру, что мы не быдло, в отличие от москалей» активно обсуждается — где завуалированно, а где и прямо. Если бунт будет успешен для его устроителей, то эта тема будет благодатно развиваться.

Повторюсь: успешен для устроителей. Украинское общество никоим образом не изменится: в перевороте никто не заинтересован. Беспорядки ничего не изменят — да на это всерьёз не рассчитывают и сами оранжисты. Но взывать к их здравому смыслу и благоразумию совершенно бесполезно. Ибо они бунтуют не в видах выгод, а по иным причинам. Пнуть Россию. Посадить на шею «этим гадам» неприятного им президента. Побузить, поразмяться. Попасть в телевизор. Заслужить похвалу западных старших товарищей. Сделать Западу приятное, ещё раз показать ему свою преданность и собственную немоскалеватость… Сегодня этого вполне достаточно, чтобы собрать миллионные толпы.

И не только на Украине.

Примечания:

1. Если же Запад платит деньги, то их принимают вполне открыто — не как постыдные сребреники предателей, а как законную и желанную награду. Ср. ситуацию в Грузии, где высшее руководство страны гордится «зарплатой от Сороса».

2. Это чувство «загрязнённости», «порчи», «нечистоты» находит своё выражение, например, в современной «высокой» украинской культуре, где всё больше выступает образ Украины как «чистой невесты», изнасилованной «москалём» и тем самым униженной, опоганенной, ставшей недостойной своего «светлого цесаревича», то есть жениха-Запада.

3. «Московство» — название русофобского сочинения П. Штепы, популярного в украинских националистических кругах.

4. Разумеется, это относится и к идентичности украинской диаспоры. Впрочем, современная украинская идеология создавалась в основном именно усилиями диаспоры. Например, уже упоминавшийся П. Штепа был гражданином Канады и жил в Торонто.